Маркс определял государство и, соответственно, принимаемые им законы как орудие эксплуатации большинства бедных меньшинством богатых. Такой взгляд противоречит древней мудрости Гераклита "За закон народ должен биться, как за городскую стену." Возникает вопрос, зачем народу бороться за законы, с помощью которых его будет легче грабить.
На эту тему интересно послушать марксистов, способных к интеллигентной дискуссии (если таковые на свете имеются, конечно). В общих чертах, их дискуссия мне видится в терминах общественно-экономических формаций и связанных с нею базиса и надстройки. Гераклит жил во времена рабовладельческого строя (согласно марксовой схеме). Значит, эксплуататоры и эксплуатируемые в его времена суть рабовладельцы и рабы, а государство и связанная с нею общественная структура должны были помогать первым держать последних в подчинении.
Кого в этой ситуации считать "народом"? Есть три опции, одинаково не вяжущихся с теорией формаций. Если это рабовладельцы, им нет нужды "биться" за принимаемые законы. Ведь вся законодательная система и так в их руках. Если рабы, зачем им бороться за систему, которая их эксплуатирует? Остаются свободные, которые, если верить историкам, составляли большинство населения, однако в исторической схеме Маркса им вообще не находится места. Ведь в классовом обществе основное население делится на два класса, а остальные суть не более чем исторический фон.
Такого рода проблемы возникают с любой общей схемой, когда ее начинаешь соотносить с жизнью. Этим, вероятно, объясняется то, почему в экономике в последние десятилетия основной фокус сместился в сферу эмпирических исследований.
Поскольку теория обычно в состоянии ухватить лишь фрагмент жизни, хорошо располагать множеством теорий и гибко пользоваться терминологией, включая такие понятия как государство, народ, капитализм или рабовладение.
Современная наука и теоретически, и эмпирически показывает, что законы нужны именно народу, а не элите. Возьмем для примера знаменитую статью К. Сонина "Why the Rich May Favor Poor Protection of Property Rights", в которой за образец взяты российские олигархи 90-х гг.
В статье изложена модель, в которой богатые не заинтересованы в хорошей системе защиты прав собственности, поскольку она стала бы помехой для их обогащения, связанного с обиранием других, в то время как свою собственность они в состоянии защитить и сами. Модель строится на допущении, что каждый получил бы наибольший выигрыш, будучи защищен сам, имея при этом дело с незащищенным окружением.
Заинтересованность богатых в качественной частной защите прав собственности при слабой общественной системе их защиты выдает их стремление к иерархическому устройству общества, предполагающему различный правовой статус для разных уровней иерархии. Качественная частная и некачественная общественная система защиты прав собственности, по сути, означает защищенность прав собственности богатых и незащищенность прав собственности бедных, т.е. фактический правовой статус богатых и бедных различается — гарантия сохранности собственности предоставлена только первым. Сама по себе такая система должна способствовать воспроизводству и усилению сложившейся системы имущественного неравенства: богатые не обеднеют, поскольку они защищены; в придачу они должны еще более обогащаться за счет бедных, пользуясь их незащищенностью.
Нечеткие права собственности суть мутная вода, в которой лишь определенные люди умеют ловить рыбу. В условиях правового вакуума и войны всех против всех, сильный и себя отстоит, и слабого сожрет. Когда же устанавливаются законы, появляются хотя бы какие-то элементы равенства. Думаю, что примерно такими соображениями и руководствовался Гераклит.
Яркий исторический пример – "Законы двенадцати таблиц" в Римской республике, которые были нужны плебеям, а не патрициям.
Конечно, не следует преувеличивать уравнивающий эффект законов. Поскольку их принимают сильные, в них они и себя не забывают, что особенно заметно на примере древних законов.
В описании Э. Гиббоном франкского законодательств содержатся замечательные по своей откровенности примеры преимущества сильного перед слабым — преимущества, порождающего углубление неравенства между ними. По этим законам убийство каралось денежной пеней, но ее размер зависел от национальности и социальной принадлежности убитого. Примечательно, что наиболее строгие наказания были предусмотрены за убийство (а значит для защиты тех) кто, обладая силой и властью, и без всяких законов мог бы оградить свою жизнь от опасностей. Наоборот, убийство представителя социальных низов предполагало очень легкую кару, да еще и необязательное ее применение, так что люди, наиболее уязвимые и незащищенные, оказывались лишены защиты и со стороны закона. Таким образом, неравенство в распределении силы углублялось неравенством правовых статусов.
Действие того же принципа обнаруживалось и в правилах, регулировавших судебные тяжбы. В частности, важнейшими критериями, определявшими судебные решения, были количество «свидетелей», готовых поддержать своими «показаниями» ту или иную сторону, а также поединок. Но, опять-таки, здесь снова выигрывал сильный, поскольку ему скорее удалось бы найти людей, готовых встать на его сторону из соображений как безопасности, так и выгоды, и он мог быть более в себе уверен при необходимости вступить в схватку. Наша "Русская правда", как и средневековые законы других народов, были не более эгалитарными.
Кто же прав, Маркс или Гераклит? По сути, это две стороны одной медали. Любое общество везде и всегда представляет собой иерархию сильных и слабых. В условиях произвола сильному легче обижать слабого, поскольку единственное, что определяет их отношения, – это разница их силового ресурса, поэтому во введении правил объективно заинтересован слабый. Но законы принимает тот, кто может обеспечить их выполнение.
Таким образом, законы нужны слабым, а принимают их сильные со всеми вытекающими последствиями для воспроизводства общественной иерархии. Такая вот диалектика.
Мой Телеграм-канал
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →